Спой мне

После того как массивная литавра сорвалась с крепления во время исполнения «Болеро» Равеля, 27-летняя Алиса Вольская провела месяц в коме. Проснувшись, она не вспомнила ни своего имени, ни того, как держала палочки, но её руки сами выстукивали ритмы на больничном столе. Нейроны, ответственные за память, оказались разорваны, зато обострилось восприятие звука: тиканье часов превращалось в симфонию, а шёпот ветра — в диссонирующий аккорд. Но главный дар новой Алисы стал проклятием — её мозг отказывался «отключаться», превращая ночи в бесконечные звуковые ландшафты. Спасение пришло из неожиданного источника: дирижёр экспериментального оркестра «Хронос», где смешивали акустику и электронику, взял её на место перкуссиониста. Здесь, среди виниловых пластинок с записями шума океана и синтезаторов, имитирующих голоса китов, она встретила Лео. Молодой пианист с фиолетовыми прядями в волосах и привычкой играть Шопена в варежках с вырезанными пальцами казался ей видением — особенно когда в 3:14 ночи её телефон заиграл «Лунную сонату». «Ты слышишь это?» — его шёпот сливался со звуком капель за окном. Он звонил каждый раз, когда ловил «музыку тишины»: скрип лифта в ритме танго, перекличку сов за окном как ноктюрн, даже жужжание холодильника в тональности ля-минор. Их ночные сессии стали странной терапией: Лео превращал хаос в мелодию, а Алиса, подбирая ритм, наконец могла спать. Но однажды она узнала в его импровизациях мотив, который сама играла до аварии. Оказалось, Лео — единственный выживший в давней трагедии: его отец, настройщик инструментов, погиб в том самом театре, где Алиса потеряла память. Теперь их дуэт звучал иначе — как попытка расшифровать партитуру прошлого, где каждая нота вела к разгадке той роковой репетиции...