Обвинение

В тихом городке Оттерн, затерянном среди холмов, покрытых осенней рыжей листвой, местный педиатр доктор Эмиль Фогель обнаружил нечто, что всколыхнуло спящую совесть провинции. Во время планового осмотра восьмилетней Лены Браун он заметил шрамы, рассказывающие немую историю насилия. Его подозрения подтвердились: девочка стала жертвой не случайного преступления, а звена в цепи чудовищных злоупотреблений. Расследование выявило сеть подпольных студий, где детей годами эксплуатировали, снимая фильмы, которые в полицейских отчетах именовались сухо — «материалы запрещенного содержания». Прокурор Марта Корделис, прозванная в прессе «Железной леди Севера», инициировала громкий процесс против 26 фигурантов — от владельца заброшенной фабрики до учителя музыки. Казалось, правосудие настигло монстров. Ключевым доказательством стали 327 часов аудиозаписей, которые социальный работник Ина Ройт, сторонница радикальных методов «терапевтического диалога», собрала, часами беседуя с детьми за закрытыми дверями. Её блокнот с пометками «особые метафоры» и «восстановление памяти» позже станет костью в горле для обвинения. Среди адвокатов, взявшихся защищать обвиняемых, выделялся Рихард Шлезингер — человек, чья репутация трещала по швам ещё до процесса. Его зависимость от онлайн-покера, которую он скрывал за дорогими костюмами, заставляла коллег шептаться в кулуарах: «Он ставит на клиентов, как на фишки». Но именно Шлезингер первым заметил нестыковки. Почему дети в интервью повторяли одни и те же фразы, словно заученный текст? Зачем Ина Ройт давала им игрушки, описывая их как «инструменты реконструкции травмы»? К третьему месяцу процесса газеты пестрели заголовками: «Суд над призраками» и «Кто здесь жертва?». Шлезингер, превративший зал суда в шахматную доску, методично атаковал доказательства. Он вызывал экспертов по ложным воспоминаниям, цитировал исследования о внушаемости детей, а однажды принёс в зал куклу, которую Ина использовала на сеансах. «Это не терапия — это сценарий!» — парировал он, пока присяжные смотрели на куклу с оторванной рукой, как на вещественное доказательство сломанной системы. Когда судья объявил перерыв, Шлезингер, пряча дрожь в руках, торопливо проверял покерный аккаунт на телефоне. Ставки росли — и в суде, и в его тайной игре. Но на кону стояло нечто большее, чем деньги: истина, затерянная между болью реальных жертв и опасностью охоты на ведьм.